Моисеев, Борис

Для того ли Менделеев сзобретал,
для того ли были Чехов и Некрасов,
чтоб пидрилла как хотел, так пидарял?
Чтоб пидрили как хотели пидарасы?
Для того ли Заболоцкий срок тянул,
для того ли был Столыпин дан Рассее,
чтобы как кому хотел, тому и вдул
посеред телеэкрана Моисеев?
Нет, козлы! Совсем не для того!
Кто не пидор, понимает сразу всяк,
Что совсем ведь для другого для чего:
Для того, чтоб был сплошной везде ништяк!

1997. апрель Также см в "Тюменской энциклопедии" статьи Семаковка, Пидарасы, Хайдарыч.

Стихотворение, конечно, отнюдь не является шедевром. Но оно имеет для автора историческую ценность, и вот она в чем. Оно сочинено весной 1997.

Стихов я к тому времени не писал уж около пяти лет: тиражировать всю оставшуюся жизнь однажды найденные приемы и принципы -- и чем дальше, тем конечно, все более вяло и уныло -- я полагал западлом -- я не какой-нибудь Б.Гребенщиков позорный! -- а писать как-нибудь по-иному у меня не получалось: инерция выработанной манеры любой замысел после первых трех строк сносила в набитую колею И я тогда решил это дело на фиг прекратить и стал заставлять себя направлять движение внешних импульсов в то, чтобы они текли по руслу прозаического построения, которое я стал упорно осваивать. И пять лет. с лета 1993-го, я исключительно этим и занимался, и написал, прямо скажем разного всякого -- до хрена.

В результате к весне 1997 года дела мои обстояли следующим образом все мои прозаические сочинения оказались написанными в таких хитроумных и специфических жанрах, что продавать их каким-либо журналам или издательствам в обозримом будущем не представлялось невозможным никак, меже тем все бывшие до того источники денег иссякли полностью и совсем, и автор этих строк пребывал в состоянии полного отчаяния, описание которого см в сообщ "Знамя" И получалось в очередной раз совершенно верной известная мысль о том, что

И не захочешь романтизма -- так жизнь заставит

И получалось так, что жизнь заставляла снова становиться на этот путь романтизма сочинять стихи, пусть и не являющиеся тем, что -- ---, но зато на стихи-то я как раз отлично представлял, как прожить не Гельман какой-нибудь, так Сорос, не Сорос, так какой-нибудь Штутгартский или Амстердамский центр изучения русской литературы выдающемуся русскому поэту пропасть точно не дадут, нужно только почаще появляться пьяному в публичных местах, типа редакций и вернисажей и вопить погромче стихотворение тотального протеста

Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй
Хуй! Хуй! Хуй! Хуй

и тому подобные. (Стихотворение тотального отрицания и протеста!)

Уж если Бреннер с Осмоловским да с Ильей Китупом себе вполне на заграничную жизнь зарабатывают выдаванием себя за представителей искусство поэзии, то у ж я-то!

Тем паче, и друзья-художники меня именно к этому все последние годы подстрекали: брось ты, говорили, писать -- бесплатно! -- про тюменских дураков, так ведь и погибнешь в голоде-холоде, и твои, кстати, тюменские дураки и стакан похмелки не поднесут, да еще и нос сморщат -- фу, пьянь -- ибо любят тебя только пока и доколе ты известный московский автор; а иди ты, убеждали они к нам, сыт-пьян будешь, и нос в табаке. И делать нечего, подобно пресловутому горбуну Ричарду III, воскликнув

И я решил тогда стать подлецом.

и, с отвращением и стыдом, но деваться некуда, я, стоя на остановке троллейбуса "Боткинская больница", где как раз в это время в очередной раз лежала моя птичка со своей астмой, стал напрягать ум, чтобы что-нибудь в рифмованном виде составить. Причем это получалось нелегко за прошедшее время я весьма это делать отучился

Но составил -- этот вот самый, про Моисеева. И взялся за следующий -- и он пошел легче, а третий выскочил сам собой, и давай они получаться в огромным количествах, да притом еще почти совсем не такие, как прежде, а совсем другого'' и достаточно странного и забавного вида.

Чему я чрезвычайно рад, и теперь занимаюсь этим в больших количествах -- 27 октября 1997, понедельник, утро.